Раз в неделю новая экспериментальная группа
Мы с Ходыкиным фонтанировали идеями быстрого обучения машинописи и их надо было постоянно проверять в деле. У нас была, как я уже говорил комнатушка с шестью пишмашинками для экспериментальной работы. Но где взять испытуемых? Тут на помощь пришло московское радио. Каждое утро в 7:35 идет блок объявлений. ВНМЦентр оплачивает, мы объявляем, что для участия в экспериментальном обучении приглашаются все желающие.
Каждая группа идет неделю, пять рабочих дней по 4 часа. В каждой группе мы должны утвердиться в какой-то идее или ее отвергнуть. Возникает некоторая конфликтная ситуация. Я считаю, что забраковать идею на основе поверхностного ее испытания неправильно – нужно доводить до максимального результата. Ходыкин говорит, что если нет прорыва явного, то ловить там нечего потому что кроме прорыва нас ничто не устроит. У него есть видение, но словами его выразить у него не получается.
– как же ты с актерами работаешь если сказать не можешь? Ходыкин по распределению работал режиссером или помощником, не уверен, в Курске в Театре Юного Зрителя.
– с актерами проще, они понимают жесты и мимику, они профессионалы, им можно показать телом, руками
Пытаясь мне что-то объяснить, Ходыкин брал листок бумаги и рисовал картинку. Картинка была одна и та же независимо от обсуждаемого вопроса. На ней были вдоль, один за другим на некотором расстоянии три прямоугольничка. Потом он их соединял горизонтальными стрелками. Мне надо было попытаться словами выразить что я из всего этого понимал. Он или одобрял или нет. Махал руками, рисовал три прямоугольника и соединял их стрелочками. Я предлагал другую версию понятого.
В итоге, мы приходили к пониманию того, что он предлагает. А предлагались идеи неординарные, неочевидные. Мне такого в голову не приходило. Он что-то видел без того чтобы это сформулировать. Светлана меня называла переводчиком при Ходыкине. Сотрудники лаборатории посмеивались над нашими переводческими сессиями, но результатом всего этого был поток методических идей, которые никто никогда не высказывал, не применял, не публиковал. И они работали. Не сразу каждая, но мы последовательно шли ко все лучшему и лучшему результату.
В ВНМЦентре было положено ходить на работу каждый день. Но было много вариантов того, где человек находится – библиотека, в 168 ПТУ, просто в ПТУ опыт передаем. Скрыться на денек было проще простого. Мы с Ходыкиным находились в постоянном обсуждении того, что происходит в экспериментах и какой из этого вывод. Однажды решили в среду, вполне рабочий день, поехать за грибами – я знал одно местечко интересное. Сначала на электричке, потом автобусом минут 20. Там за колючей проволокой в лесу военный заводик – я бывал там по работе раньше. И грибов там видимо-невидимо. Собрались поехали, всю дорогу обсуждали производственные вопросы. А на обратном пути с полными корзинами снова садимся на автобус чтобы к электричке двигаться. И прямо против нас, лицом к нас садится, черт возьми, женщина-завлаб из нашего ВНМЦентра. Генеральша, то есть муж отставной генерал, да и сама она явно пенсионного возраста. И вкрадчиво так говорит, что не беспокойтесь, я никому не скажу. Сдала. Нам Голиков потом не выговор сделал, но между делом упомянул и дал понять что знает и чтобы не распускались.
Испытуемые наши испытывали к нам теплые чувства. Денег мы с них не брали, но нам несли кто коньяком, кто конфетами. Была одна девушка, работала в инструменталке на заводе, выдавала инструмент рабочим. Она нам подарила набор надфилей, плоскогубцев и кусачек для мелкой работы, отверточек маленьких. Курить такое по тем временам было негде. Я его потом взял в США – он у меня и сейчас, спустя 40 лет, в ближнем доступе.
Волоколамск
Не каждый год, но иногда нас посылают зимой на переборку картофеля в пригород Волоколамска. Это часа два езды от Москвы. Там стоят отапливаемые домики на территории овощебазы, с двухъярусными деревянными кроватями. В домике человек десять-двенадцать. Там есть плитка и чайник. Темнеет рано. Работаем с 8 утра до 5 дня. Перебираем картошку с помощью сортировочных машин. На машину лопатой накидывается из горы картошка, она плывет по ленте транспортера. Там на ленте стоим мы, горожане, и местные женщины, выкидываем гниль в сторону. Остальное в конце ленты идет в бумажный пакет. Тут де двухярусная на колесах сетка. В нее ставят пакеты пока полностью не набьют. Потом приходит грузовик и сетки на колесах туда закатывают. А грузовик идет прямо в овощной магазин, там сетку выкатывают в торговый зал и пакетами продают.
Мужики в домике в нерабочее время играют в карты и пьют водку, которая продается в ларьке у входа на овощебазу где мы живем. У нас с Ходыкиным с собой всегда ящик коньяка из подаренного испытуемыми. Там двенадцать бутылок и нам на две недели вполне хватает, ничего домой не везем. Вообще, картина странная со стороны. Сидят в ватниках два мужика и пьют из граненых стаканов армянский коньяк, закусывая вареной картошкой и солеными зеленого цвета помидорами из трехлитровой банки.
Работая на транспортере мы откладываем для себя в пакет вкуснейшие картофелины сорта «синеглазка». Во всяком случае, местные ее так называют. Дома у себя на огороде они высаживают именно ее. Очень рекомендую. Варим в кастрюльке прямо в домике на плите.
Трехлитровая банка зеленых помидоров стоит 95 копеек и продается там же, за воротами базы в ларьке. Соседи по домику, рабочие с московских заводов, преимущественно, люди простые, смотрят на нас с недоумением – типа, вот как интеллигенция-то разлагается.
Однажды мы решили поехать на автобусе в город. Не поздно, в принципе, но темно очень. С фонарями там не густо. Доехали до здания райкома КПСС. Здание новое, симпатичное. Напротив одноэтажный универмаг, тоже из нового строительства и тоже очень милый. Так, в целом город как после войны. Покосившиеся черные избы, плетни-заборы, людей на улице нет. Зашли в универмаг и я ахнул. Мало того, что там кроме нас вообще людей нет, там полны полки импортного товара. В обувном отделе я сходу купил финские туфли за 50 рублей. Договато, но в Москве тако товара нет. В соседнем отделе купил пылесос-тумбочку за сто рублей. Это невероятный дефицит в столице, мечта Светланы.
Пошел выбивать финские туфли. У обувного отдела своя касса. За кассой прехорошенькая тихая девочка лет восемнадцати. А я люблю потрепаться с людьми. Спрашиваю с улыбкой как у них с выполнением плана. У девочки неожиданно слезы прыснули из глаз и лицо такое стало несчастное.
– на чем тут план-то выполнишь, всхлипывает она, показывая руками на полки с дефицитом
– как же, вот у вас такая обувь хорошая
– кому она тут нужна-то в Волоколамске?
– а что нужно?
– сапоги нужны, туфли войлочные на молнии для бабушек «прощай молодость»
Машинопись – что нам удалось сделать
Меньше всего мне хочется грузить непосвященное сознание нашего читателя тонкостями проведенных исследований. Но я должен его поставить в известность о результатах дабы последующее изложение было понятно.
Напомню, что исторически процесс обучения машинописи делился на этап освоения клавиатуры слепым десятипальцевым методом (на это учебным планом выделялось на три буквенных ряда до 120 аудиторных часов) и этап повышения скорости, который занимал все оставшееся время – у кого сколько есть, в зависимости от типа учебного заведения и конкретных целей курса.
Нам удалось найти с пяток способов освоения клавиатуры слепым методом, абсолютно гарантированно, без сбоев, за 4 часа. Скорость через четыре часа невелика, на круг – 30 ударов в минуту. Зато посмотрите сколько времени у нас теперь осталось на повышение скорости.
Что касается этапа повышения скорости, то, как мы уже знаем никакой методики в природе не существовало – больше практикуйся и скорость будет расти как-нибудь сама. Управлять этим процессом в принципе невозможно. Тут надо сказать, что был в 1971 году опубликован курс машинописи с пластинками, с ритмичной музыкой - Макарова Н.В. 50 уроков машинописи (ускоренный курс с музыкальном сопровождением). О нем все педагоги знали, но реально пользовались очень немногие – хлопотно.
Дело в том, что работать на машинке в навязанном извне темпе – это неплохой способ повышения скорости. Лебединский делал это в преднамеренно запредельном ритме, который человек выдержать не может. Чтобы у него «упали барьеры» - тогда можно писать информацию сразу «под корку». Многие педагоги практиковали работу под звук метронома. Но тут дополнительная серьезная проблема в том, что в классе 30 человек и у них существенный разброс в скорости печатанию. Так разумнее работать в самостоятельном режиме, по самоучителю. Логично, что книга Н.В. Макаровой предлагалась именно как учебное пособие для самостоятельного изучения.
К чему же мы пришли с Сергеем Ходыкин в нашем поиске. Мы уже установили выше, что машинистка печатает неритмично. То есть, можно заставить себя печатать ритмично за счет снижения скорости, но это не имеет отношения к физиологии и психологии процесса работы. Вот эту аритмичную работу мы сейчас с вами покажем как складывающуюся из трех компонентов. Надеюсь, что никого не напугаю, если перефразируя, скажу, что скорость работы на клавиатуре – это функция трех аргументов.
Сначала некоторая сугубо умозрительная модель, в которой человек печатает одинаковыми по размеру группами знаков. Группу мы будем называть пакетом.
– Итак, человек печатает одинаковыми (что неправда) пакетами.
– В этом пакете есть несколько знаков – два, три, четыре с половиной (в среднем же).
– Между пакетами есть временные интервалы, тоже считаем что все они одной протяженности, что тоже не имеет отношения к реальности.
– наконец, внутри самого пакета знаки отрабатываются с какой-то средней скоростью.
Таким образом, у нас вместо вытягивания общей скорости переписыванием текстов, появляются три новых объекта тренировки. Надо просто уметь их тренировать. И для этого мы сделали три набора упражнений.
– Мы умеем увеличивать количество знаков в пакете – среднее, конечно.
– Мы умеем сокращать временной интервал между пакетами
– Мы умеем увеличивать скорость отработки одного пакета
Давайте сравним с попыткой человека сломать ручку веника. Это очень сложно если ломать ее целиком. Ручка крепкая, это почти невозможная задача, если только вы не станете ломать эту ручку по одной соломинке. Одна соломинка ломается легко.
То же самое вышло у нас с повышением скорости работы машинистки. Просто печатать тексты – это ломать ручку веника целиком. Работать с нашими тремя группами упражнений – это ломать ручку веника по одной. И самое главное – неуправляемый ранее никем и никак процесс, становится управляемым. Конечно, тексты нужно печатать тоже, но мы теперь знаем по скорости характеру работы, даже просто на слух понятно что нужно делать, когда немного привыкнешь к этому подходу. Мы в каждый конкретный момент можем сказать каждому ученику отдельно, а это нормально на этапе повышения скорости, педагога этим не испугать, какое именно упражнение ему надо делать.
Довольно ощутимые скачки скорости происходят когда мы сокращаем время между пакетами. Происходит в сознании ученика переход на более высокое плато, возникает на 15-20 минут эффект убегающих неизвестно куда пальцев. И, вот, этот резкий скачок требует пятнадцати минут, которые уходят на выполнение нужного упражнения.
Для преподавателя наш подход – это революционная ломка сознания – он теперь хозяин положения. Он диагностирует уровень сформированности навыка и на слух и выполняя несколько специальных тестов. У него гарантированный и быстрый процесс освоения клавиатуры десятью пальчиками.
Из многих способов быстрого освоения клавиатуры мы не оставили ни одного и сделали новый специально для плавного органичного перехода к этапу роста скорости. Почти сразу же после того как клавиатура разучена, мы подталкиваем ученика к работе слогами- именно там начинает рост скорости поначалу.
Вообще, есть кроме наших и другие методы быстрого изучения клавиатуры. Например, есть такой, где пишут ритмично и по буковке. То есть, каждый знак выполняется как отдельная задача, группировка не происходит. Ученики упираются в плато это вида работы на 80 ударах в минуту и долго не могут оттуда уйти. Максимум, до чего некоторые из них могут дорасти – 140 ударов в минуту. Дальше скорость побуквенной работы уже не вырастет.
Наиболее любопытные из вас спросят что случилось со схемой клавиатуры, которой пользовались до нас? Как наш ученик запоминает клавиатуру - мы даем крайне неудобный для работы текст с описанием того, где находится клавиш. Например:
Ш – правый, средний, вверх-лево
Если вы не помните еще как выполнить движение к клавишу «ш», то вам говорят – правой рукой, средним пальцем, двигаешся на третий ряд. Но не вертикально, а чуть влево – клавиатуры так устроена. Пользуясь такой «схемой клавиатуры», ученик может безошибочно выполнить движение, но ему гораздо проще просто заучить движение, чем делать это непроизводительно. Проверено, можете не сомневаться.
Быстрое, фактически за один день занятий, изучение клавиатуры и довольно быстрый последующий рост скорости превращают занудный монотонный процесс традиционной учебы в увлекательный и соревновательный. Мотивация приходит в класс от получаемых результатов, а не от наказаний, призывов к совести или плохих отметок.
Преподаватели, которые осваивали нашу методику, становились ее фанатами. Мы с Ходыкиным все это видели начиная с какого-то уровня завершенности методики, мы поняли, что надо «идти в народ», массово перековывать преподов. Тем более, что в Москве готовили чуть ли не половину всех машинисток страны – были кроме самодовольных и растопыренных преподавателей и энтузиасты, открытые к новому. Вот, мы к ним и пошли. И не только пошли, но и по всей стране поехали.
