Лучше поздно, чем никогда. Если сейчас не написать, то уже и не знаю когда руки дойдут. С другой строны, задним числом легче анализировать. И над ошибками проще посмеяться на расстоянии.
Быстро добавлять новые сообщения не обещаю.
Не знаю с какого места начать подробное описание наших эмиграционных приключений, поэтому начну совсем издалека.
Я был обычным для нашего времени мальчиком. Отец-военнослужащий, мама - инженер механик. Старший брат, на семь лет старше - в то время это была очень распространенная разница между детьми в семье. Жили мы в Москве. До 1961 года жили в так называемой “коридорной системе”. Было у нас две комнаты, но эту часть я плохо помню в силу юного возраста. В 1961 году нам дали 2-комнатную квартиру в хрущевке. Мне было 5 лет. Через 2 года, когда я пошел в школу, учительница попросила поднять руки тех, кто живет в отдельных квартирах - было три руки и все трое из нашего дома. Остальные жили в коммуналках и даже в фанерных бараках, стоявших со времен войны, и которые в то время активно сносили.
В тот год когда я пошел в первый класс, ввели новую школьную форму. Мой брат донашивал свою гимнастерку с двумя пуговицами на горле, а у меня был пиджак с отворотами и белым воротничком, который мама регулярно подшивала.
Я учился вполне прилично, но без особого рвения. Как-то не располагало ничто к рвению. Читал много, запойно. Географией увлекался, призы получал на городских олимпиадах. Хотел стать географом класса до восьмого.
В хорошую физмат школу я попал почти случайно. Брат увлекался математикой и поступил на мехмат МГУ. Там он встретил много физматшкольников. Были в Москве 3-4 очень серьезные школы такого плана, с придирчивым отбором. Он же и отвел меня на собеседование - набирали 9й класс. Там было несколько туров и меня приняли. А дальше уже вся жизнь преревернулась.
Раньше 11 вечера отложить книжки было невозможно. Первые месяца три я думал, что не выдержу, но попривык, втянулся, и стал потихоньку математическим нердом. Настолько, что, первые два курса в Институте Связи не мог запомнить как зовут девченок в нашей группе, настолько они казались все на одно лицо. Но, опять же, привык - девченки были замечательные. Вообще, в институте было классно. Единственно, что я так и не научился там толком делать - это паять и чертить, что, впрочем, и не требовалось. Но, без особых усилий все пять лет отучился на все пятерки, как-то само собой получилось после школьной муштровки.
В политическом смысле я был продуктом своего времени и верил в социалистический идеал и все такое, что нам в школе полагалось изучать. В 15 лет я на спор с братом прочел первый том Капитала, а будучи на втором курсе на сельхоз работах пару недель, прочел “Диалектику Природы”, Энгельса, чем поверг в страшное недоумение соседей по нарам. Они думали, что я свихнулся такое читать. Ильича все, что по программе положено прочел в оригинале - “Материализм и Эмпириокритицизм” и все такое. Преподаватели общественных дисциплин, поняв на экзаменах, что я действительно это прочел, трясли руку и ставили пятерку. Конечно, все это не могло не отразиться как-то на молодых мозгах.
Было два серьезных события, которые впервые подорвали мои отношения с реальным социализмом и конкретно Страной Советов. Будучи школьником, я не понимал предметно разговоры на тему о том, что евреев в ВУЗы многие не принимают. Да и само еврейство не было понятно что это такое, поскольку никакой среды вокруг не было. Москва и есть Москва - кто там разбирается? Но, пришлось столкнуться и пришлось вникать очень предметно. Мой опыт сдачи экзаменов МИФИ был настолько омерзительным и сокрушающим основы моего тогдашнего мироздания, что я три дня провалялся на диван не в силах ничего делать. Пока мой брат меня не поднял и не отвел в Институт Связи. Потому, что там “берут”. Быбор ВУЗов куда “берут” был очень ограничен. А Институт Связи был в 10 минутах от дома и там нет черчения. Этим все и решилось.
Вторым подрывным действием было распределение. Меня со всеми пятерками за пять лет не брали никуда на работу. То есть, сначала типа радостно трясли руку, а потом, когда кроме Портнов Михаил Петрович вылезало все остальное, то выяснялось, что не нужен. Была тогда шутка такая - “Объявление: меняю пятый пункт на две судимости”. Это было в 1978 году и тогда мы в первый раз решили, что надо уезжать (я уже был женат и жена меня очень толкала в эту сторону).
Взяли меня таки в ЦКБ Министерства Связи разработчиком цифровых устройств для передачи данных. Из 25-ти человек в отделе 22 были евреи и двое - половинки. Весело там было чрезвычайно. Анекдоты, шутки, работа была тоже очень интересная, но роста на месте не было и уйти тоже было очень сложно куда-то. Я еще зачем-то закончил в Твери заочно матфак. Наверное для того, чтобы окончательно отрезать юношескую мечту о математике. Диплом получил, любовь прошла. Осталась только симпатия. Там же получил педагогическое образование, которое мне тогда казалось нонсенсом.
Сегодня половина нашего института связи и почти все ЦКБ перекочевали в США и Израиль и я даже признателен КПСС за пробуждение моего замутненного ею юного сознания. Но тогда, в 1978 советские войска вошли в Афганистан, разрядка закончилась и выезд закрыли.
После КБ я работал снс по методам быстрого обучения. Разработал очень популярную в те годы методику быстрого обучения машинописи. Делал методики обучения для роботов и станков с ЧПУ. Публиковался. Почти закончил аспирантуру по пед наукам (уехали мы, не завершил). Кооператив у меня был один из первых по обучению. Зарабатывалось легко, но было страшно и невероятно мерзко. Только став предпринимателем я впервые по-настоящему столкнулся с тем в какой гадостной и отвратительной стране я живу.
Реально нам удалось вернуться к идее отъезда только в 1989 году. Мы взяли анкеты в американском посольстве и сдали их туда где-то в июле 1989 года. К этому времени родители жены и ее старшая сестра только-только уехали в Сан Франциско. Нам назначили интервью на статус беженца на 18 марта 1990 года. Мы его успешно прошли и вылетели из Москвы 22 ноября того же 1990 года. Ни малейшего понятия о том куда мы едем и что там будем делать не было. Но было понимание, что в СССР нам оставаться нельзя. Родители и брат оставались в Москве и никуда ехать не собирались, скорее наоборот. Они нас не понимали.
